Седьмым ребенком в семье стал Божий дар , как однажды выразилась бабушка Люба. Она умерла, когда мне было восемь лет. Хорошая была женщина. Веселая, с юмором.
Мама забеременела Марком в тридцать три года. Именно он стал седьмым. Сразу две библейские важные цифры. Тридцать три – возраст Христа на момент его распятия, а семь – число дней для сотворения мира. Марк начал «чудить» сразу. Лизе Красавиной ставили бесплодие с двадцати лет. И забеременеть в тридцать три, и выносить без малейшего осложнения и нарекания врачей уже было событием особенным. Артур говорил, что родителям воздалось за благие дела и нравственную духовную жизнь. Церковь занимала важную роль в семье и детей приучали к религии, воспитывали по христианским понятиям.
В десять месяцев Марк пошел ножками и заговорил предложениями. В полтора года знал все цифры и буквы. В три научился читать, считать и писать, а в четыре уже рассказывал стихи на английском, знал, что такое дроби и умножал трехзначные цифры. В школу раньше шести лет не брали, и поэтому сильно опередить сверстников он не мог. Однако, вопреки ожиданиям, родителей, начальная школа далась Марку тяжело. Он знал программу, и ему было скучно. Он не умел вести себя, был неадекватен, спорил с учителями, ходил по классу во время уроков, мог уйти домой в любой момент. Его откровенно недолюбливали как учителя, которые недотягивали до уровня мальчика, так и ученики, с которыми Марк вообще отказывался общаться. Со стороны он мог казаться заносчивым и высокомерным, и отчасти эти черты присутствовали в его характере. В средних классах дела пошли успешнее. Прибавилось предметов, Марк заинтересовался различными кружками и спортивными секциями, и на базе общих увлечений сошелся, наконец, со сверстниками. А позже со старшеклассниками, потому что начал активно опережать школьную программу, перепрыгивая через классы. Одиннадцатый класс Марк закончил в шестнадцать лет с красным дипломом, медалями и грамотами. Но не побежал поступать в университет. Целый год отдыхал. Ну, а потом МГУ, прикладная математика. Поступил, даже не сдавая экзамены. Самородка взяли сразу. Не то, что некоторых неудачниц (не будем показывать пальцем).
В первое лето, когда Марк с опозданием, из-за своих байдарок, приехал домой, ему уже было без пары месяцев восемнадцать. Самоуверенный, взрослый, дерзкий. Я смотрела на него, как на небожителя, открыв рот. Пятнадцатилетняя малолетка, у которой еще даже грудь расти не начала.
Все девчонки в деревне были влюблены в Марка. А что творилось, когда он надевал кожаную косуху и выезжал из двора на своем черном мотоцикле! Некоторые дурочки практически вслед бежали. С девчонками у Марка складывались особенные отношения. Одноразовые. Родители не знали, что их сын немного гуляка, но до меня сплетни доходили. Я не сердилась, а наоборот, шлейф разбитых сердец, который тянулся, придавал его образу еще большую привлекательность.
Да, кстати, я оказалась восьмой по счету. Взяли меня после четырехлетнего перерыва. Я тоже, своего рода, особенный ребенок. Подкидыш. О моих родителях ничего не известно. А еще у меня был порок сердца. Врожденный и очень серьезный. Родители возили меня в Москву, где я перенесла три операции на открытом сердце в трехгодовалом возрасте. И шрам остался. Они вытащили меня с того света…. Больше других я должна быть благодарна, но, к сожалению, стала самым большим разочарованием. Из-за меня они потеряли сына. Из-за моей дурости и глупой детской влюбленности. Никто не снимает ответственности с Марка, но и я должна была думать головой, а не каким-то другим местом.
Большая любовь.
Сейчас даже вспомнить смешно. Стыдно. Шестнадцать лет! Я могла еще года два играть в куклы, не зная ничего об интимных отношениях. И Марк был прав, когда сказал потом, что дал мне то, чего я хотела. Эпизод. Я была разовая. Хотя нет. Многоразовая. Поймали нас далеко не в первый раз. Он меня не совращал, хотя родители и считают по-другому. Я сама на него вешалась. После, когда дело было сделано, Марк не видел смысла отказываться от того, что так откровенно предлагают. Если бы все можно было отмотать обратно, и вставить мои сегодняшние мозги той шестнадцатилетней дурочке, то все сложилось бы иначе. Хотя я не думаю, что Марк так уж несчастен в своей Америке. Родители лепили из него гения, чересчур давили, и требовали больше, чем от других. Он не жаловался, но я видела этот его загнанный взгляд мятежника. Я понимала его, как никто. Сейчас он, наверное, наслаждается своей свободой и даже не вспоминает обо мне. Не всем нам нужны родители, дом, тыл, близкие люди. Я же не просто была влюблена в него, он был моим другом, родным человеком. Мы все его любили. Но любил ли кого-то Марк?
Ладно, не будем о наболевшем. Неловко, тяжело и горько вспоминать такие моменты.
Остановились на мне? Итак, нас осталось на шее у родителей семеро. Игорь – старший. Ему двадцать один, хотя усыновили после меня. Он учится в Тверском педагогическом университете на учителя физкультуры, и всерьез увлекается футболом. Сейчас ждет контракт с каким-то клубом. Так что скоро тоже улетит в свободное плавание.
Марина моя ровесница, но она в семерку не входит. Она у нас фигуристка. Чемпионка. Появляется раз в полгода, не чаще. Вижу ее в новостях спорта и каждый раз ощущаю собственную никчемность.
Даже Стелла в свои почти шестнадцать уже без пяти минут мастер спорта по плаванию. Ванечка хоть и учится в десятом классе, но уже знает, кем хочет стать. Знакомьтесь, будущий кардиохирург.
Осталась только малышня. Очередные близнецы Вася с Женькой, мальчишки, им по одиннадцать лет, и Миленка – девять. Что из них получится, еще никто не знает, но боюсь предположить, что я так и останусь тем «самым слабым звеном» в нашей семейке гениев и талантов, если ничего не изменю.
И когда красивая, благоразумная отличница плавунья Стелла говорит, что мне необходимо бросить мои танцы и заняться делом, я с ней полностью солидарна.
– Завтра будет известно, попала ли я на юрфак в наш Тверской филиал Московского гуманитарно-экономического института. – выдаю я Стелле свой большой секрет. Зеленые глаза распахиваются от удивления, даже кисточка съезжает с ногтя и мажет лаком кожу.
– Серьезно? – шепотом спрашивает Стелла. Расплывается в улыбке, порывисто обнимает меня. – Молодец, а что молчала-то?
– Не хочу пока говорить. Вдруг опять облом.
– Но это же не Москва. Тут требования скромнее, – решила успокоить меня сестрица. – Класс. Я так рада.
– А еще меня в школу балета позвали преподавать. Через день по два часа. Вечерние сеансы получается.
– Обалдеть! Да у тебя белая полоса поперла.
– Тьфу, не сглазь. Хорошо, что у меня хотя бы сертификат на преподавание хореографии есть.
– Слушай, я не знаю, что там Москва придралась, но танцуешь ты круто. Только не эти вот гоу-гоу в клубе, а балет и бальные мне нравились, – Стелла мечтательно улыбнулась. – Танго, вальс…. А сейчас, что? Брр…
– Прозвучало так, словно я стриптизерша какая-то. Я, между прочим, в одежде танцую. И да, за вальс или белого лебедя в клубе никто не заплатит.
